Сентябрь память плавит в горне:
гимн, города, и голоса.
И солнце затыкает горло
песочным медленным часам…
 
Их всех галактик Галахада
я жаждал той, где спит тоска,
и где Доверие к ограде
выводит дивные войска.
 
Но маг, что раскрывал объятья,
мне под лопатку нож воткнул.
А рыцарь, говоривший: «Братья…»
ушел в задуманный загул.
 
Брюнеты брали, что хотели –
в веках бренчит их баловство,
блондины бравые при деле
блистали в мареве костров,
 
седые – шили капюшоны,
чтобы не видеть этот мир.
О, Боже, много приглашенных,
Но мало избранных на пир.
 
 
Мне в детстве бреши и беруши
уравновешивали быт.
Как Августин я спиздил груши,
и не бывал за это бит.
 
Как Петр, я трижды отрекался,
и был Ключами наделен.
Я так хотел быть францисканцем,
но звался – Франсуа Вийон.
 
Я говорил о Галатее,
бухая в тамбуре с бомжом,
и – ad majiorem gloriam Dei –
был для него лишь витражом….
 
Меня отправили в Освенцим,
но оказалось – Монсальват:
там только от избытка сердца
уста поют и говорят.
 
…………………………………
 
 
Из всех ловушек Ланцелота
не избежал я той одной,
где Ревность линию полета
уводит к горизонту,  но….
 
 
…Меня Сентябрь облачает
в крылатый солнечный доспех,
что исцеляет все печали
и запечатывает грех,
 
что позволяет прикоснуться
к чужой любви, не изломав
своей души – и это чувство
обрел, персты вложив, Фома!
 
…………………………………………..
 
Актер учил меня жить в маске,
а лазить по карманам – вор,
философ-мистик – быть бесстрастным,
так почему я до сих пор
 
всегда прислушиваюсь к стуку,
и вскидываюсь на свист?
…И, как твоя ладонь, мне в руку
Ложится пятипалый лист.